ТОВАРИЩ КРЕСТЬЯНИН
В тесной капитанской каюте с одним иллюминатором за принайтованным столом сидели двое – командир отряда Лебедев и Панин, назначенный к нему комиссаром.
Лебедев склонился над разостланной на столе картой-десятиверсткой:
– Хорошую устроили офицерам баню, из Рыбинска только один отряд ушел, который Мыркинские казармы брал. Пленные говорили, в нем сам Савинков. Потом их видели в Ермакове, в Панфилове. А дальше след затерялся. И вдруг новость – вроде бы этот же отряд под самым Ярославлем объявился, но на левом берегу. Вот здесь, – показал он точку на карте.
Комиссар вопросительно посмотрел на командира воспаленными от бессонницы глазами:
– Хотят пробиться в Заволжье?
– Кто их знает, Николай Николаевич. Может, решили помочь Перхурову вырваться из окружения, ударить нашим в тыл.
– Да, в Ярославле им делать уже нечего, – согласился Панин. – Сколько их?
– Не больше полусотни, пять пулеметов, гранаты есть.
– Откуда эти сведения?
– С нарочным военком Громов мне записку прислал. К нему на станцию Всполье мальчишка-беспризорник пришел. Он ночевал в усадьбе на берегу Волги, где остановился отряд. Какой-то гражданский попросил его тайно провести в город. Парнишка согласился, а ночью через слуховое окно, по крыше, убежал. Гражданского этого звали Борисом Викторовичем.
– Савинков?!
– Выходит – он, все совпадает. Дело предстоит опасное – берег голый, а усадьба вплотную к лесу прижалась, Предлагаю остановить пароход вот у этой пристани,– опять ткнул пальцем в карту Лебедев. – Пешком подойти к усадьбе со стороны леса. Согласен, комиссар?
– Командуй, Михаил Иванович. У тебя в таких делах опыту больше… Пойду посмотрю, как ребята устроились.
– Глаза у тебя, вижу, слипаются. Отдохни, Николай Николаевич, отряд я сам проверю. Мне сейчас все равно не заснуть.
Привычно оправив гимнастерку под ремнями, Лебедев вышел из каюты. Комиссар снял кобуру с наганом, открыв иллюминатор, с удовольствием глотнул свежего речного воздуха. Положив под голову шинель командира, вытянулся на узком и жестком рундуке.
Пригибаясь, Лебедев по отвесной металлической лестнице с отполированными медными перилами спустился в кормовой отсек. На низком подволоке, в зарешеченном плафоне, слабо, словно бы из последних сил, светилась электрическая лампочка. На деревянных лавках вдоль покатых бортов, прямо на полу, под плитами которого ровно постукивала машина, вповалку спали красноармейцы, Лебедев пересчитал их, одного не хватало. Поднялся на палубу, на корме никого не было. Прошел на бак и увидел красноармейца в шинели, в выцветшей солдатской фуражке, низко надвинутой на лоб. Это был Илья.
Облокотившись на леерную стойку и зажав в руках винтовку, он смотрел на темную, мерцающую ширь реки.
За плеском воды и мерным гулом двигателя не сразу услышал шаги командира. Лебедев уже хотел повернуть назад, не мешать парню – мало ли о чем нужно было ему подумать в одиночестве, но красноармеец уже заметил его, выпрямился.
– Почему не спишь, Илья? – встал рядом Лебедев.
– Да вот на Волгу загляделся…
– Приятное занятие, но перед боем выспаться надо как следует.
– А что же вы?
– У меня свои заботы.
Они замолчали. Лебедев, отвернувшись от встречного ветра, закурил папиросу, тоже облокотился о леерную стойку.
– А правда, товарищ командир, что Ленин из Симбирска?
– Точно, волжанин.
Парень задумался о чем-то, глубоко вздохнул и тихо вымолвил:
– Прожить бы еще лет тридцать…
– А ты что, завтра помереть собираешься? – насмешливо спросил Лебедев.
– Не-е, я не о смерти, товарищ командир, – Илья приподняв козырёк фуражки, продолжил: – Посмотреть бы, какие города здесь встанут, какие пароходы будут по Волге ходить.
– А смерти, значит, не боишься?
– Да как сказать… Я на фронте навидался ее, целый год друг на дружку любовались.
– Где воевал-то?
– На Юго-Западном. Был такой – лейб-гвардии егерский полк. А до этого в земской овчарне батрачил. И вдруг от овец – да в гвардию, из лаптей – да в сапоги. Ох, и дурак был! За веру, царя и отечество сам под пули лез, все мечтал Георгиевский крест заработать, домой героем явиться. Спасибо большевикам, они мне правду о войне как на ладонь положили.
– Отец-то из каких у тебя?
– Сначала на железной дороге сцепщиком работал, покалечило его там, Потом на помещика в деревне спину гнул.
Парень замолчал, глядя, как форштевень режет черную воду, резко отбрасывая в сторону светлое крыло шипящей волны. Подняв голову, спросил командира:
– А правду ребята говорят, что вы в Кронштадтском восстании участвовали, с каторги бежали?
– Было, Илья. И с каторги бежал, и из острога.
– Интересная у вас жизнь. А мне и вспомнить нечего: деревня, окопы, опять деревня.
Лебедев возразил ему:
– Ну, не скажи. Биография у тебя, Илья, самая что ни на есть героическая – уже три революции пережил. Когда-нибудь такую биографию дети в школе станут изучать.
– Очень им будет интересно, как я овец пас, – горько усмехнулся красноармеец.
– Потомкам нашим все будет интересно: и как мы работали, и как на фронтах братались, и как мятежников вышибали. Может, лет через тридцать будет ходить по Волге огромный белый пароход с твоим именем.
Илья рассмеялся:
– Куда мне в герои, товарищ командир…
Лебедев вгляделся в берег, поправил ремни на гимнастерке:
– Вроде бы к пристани подходим. Жаль, не успели договорить. Но ничего, после потолкуем.
Разбудив комиссара и красноармейцев, Лебедев поднялся в рубку, предупредил, чтобы пароход причаливал без огней.
Борт легонько стукнулся в пристань, на деревянные кнехты завели швартовы, скинули трап.
Следом за командиром и комиссаром красноармейцы спустились на гулкий дощатый причал. Тропинкой, затылок в затылок, поднялись на пригорок и сразу же углубились в лес, вплотную подступивший к береговому откосу.
Через полчаса свернули с тропинки в направлении к усадьбе, вошли в сухой сосновый бор. Усыпанная хвойными иголками, земля пружинила под ногами, скрадывала шаги. Лишь иногда кто-нибудь чертыхался, зацепившись за ветку, и снова только шум ветра в высоких кронах и тяжелое дыхание красноармейцев.
Лес кончился неожиданно, над головами распахнулось небо, перепоясанное широким Млечным путем. Впереди смутно вырисовывалась усадьба со светлой башенкой над крышей.
Лебедев остановил отряд. Всмотрелись в темноту, не блеснет ли в окнах огонь.
Позади, в соснах, нудно гудел ветер, впереди таилась, молчала заброшенная усадьба. За ней угадывалась холодная ширь Волги,
Лебедев вынул из колодки маузер. Бойцы, рассыпавшись в цепь, сняли винтовки с плеч, ждали приказа. Посоветовавшись с комиссаром, командир отряда решил рискнуть – атаковать усадьбу, попытаться застать офицеров врасплох.
Он первым молча побежал к усадьбе. Слышал, как за ним, подковой охватывая дом, бегут красноармейцы. До крыльца оставалось метров двадцать, когда сверху послышался звон разбитого стекла, крик – и из окна мансарды ударил пулемет. Пули просвистели над головой Лебедева, фонтанчиками взметнули песок впереди – и резкая боль обожгла ногу. Споткнувшись, командир рухнул на землю. Он видел, как кто-то обогнал комиссара, показалось – это был Илья. Попытался встать, но левая нога, как чужая, подломилась, и он уткнулся в траву, чувствуя, как сапог наливается горячей кровью…
После боя Панин зашел в капитанскую каюту, где лежал раненый Лебедев. Его уже перевязали, накрыли шинелью. Кость ноги была не задета, но крови Лебедев потерял много, мучила жажда. Молоденький матрос в тельняшке поил его чаем из котелка. Увидев комиссара, оставил их вдвоем.
Николай Николаевич снял кепку, рукавом вытер вспотевший лоб, сел рядом с командиром.
– Офицеров было в два раза больше, а не выдержали, – сказал он сдавленным, возбужденным голосом, запрокинув котелок, сделал из него несколько жадных глотков.
–У нас убитые, раненые есть?
– Раненых двое, а один убит. Жаль парня, совсем молодой, только бы жить,
– Как звать? – приподнялся Лебедев.
– Деревенский он, из Покровки,
– Илья! – уронил голову Лебедев. – Не успел…
Комиссар наклонился над ним:
– Что не успел, Михаил Иванович?
– Обещал с ним после боя поговорить, – откинул шинель Лебедев. – Расстраивался парень, что мало в жизни видел, мало сделал для революции.
Пароход «Товарищ крестьянин» повернул назад. Лебедева доставили в госпиталь, арестованных сдали в уездную тюрьму.
Возле села Малый Покров с воинскими почестями похоронили красноармейца Илью. Хлестнул по облачному небу винтовочный залп, эхом оттолкнулся от леса и замер в полях…
По мотивам повести Бориса Михайловича Сударушкина
«По заданию губчека»
https://vk.com/za_tutaev?w=wall-109216247_299
